Поиск по сайту

УСТРОЙСТВО Ровесдаль, Северные Пустоши, руины Антриона Наступил третий час. Небо над каменистым плато посветлело, сменив свой привычный глубокий синий цвет на нежную до прозрачности лазурь. Три светила в вышине выстроились неровным треугольником, и тени внизу истаяли в потоках серебристых лучей. Третий час, Час Света, как его называют все жители нагорья. Множество старинных поверий связаны с этим моментом: и наивных, и жутких, и запутанных, и забавных. По большей части они – как нередко бывает со старинными поверьями – скажем мягко, далеки от истины. Вот, к примеру, слухи о том, будто бы нежить в третий час бежит в страхе, стремясь забиться в глубокие расщелины у самых корней гор – чушь. Нежить не бегает в страхе, не склонна к спелеологии и абсолютно безразлична к астрономическим явлениям, даже если последние в массовом сознании проникнуты глубоким символизмом. Нежить всё так же спокойно и методично исполняет команды в соответствии с возможностями и ограничениями анимационных чар – охраняет, преследует, перетаскивает, копает. Десятки костяных конструктов копошатся в руинах древнего города, самостоятельно выполняя простые чёткие инструкции и тем самым освобождая жрецам время для решения более приоритетных задач. Например, суда. Суда без следствия. Так, стоящим в ряду совершенства высоко, стало очевидно, что целостную упорядоченность изыскательских работ нарушает деятельность кое-кого из рядовых участников. Целенаправленная деструктивная деятельность, неумело замаскированная под серию тривиальных ошибок. Ощутив приказ старших прибыть на суд, это существо попыталось бежать, очевидно, рассчитывая скрыться в развалинах, но ответственный за охрану раскопок элементарным заклятием пригвоздил его к неровной каменной плите, расплескав во все стороны мелкую белёсую пыль. - Оно задержано – сообщил жрец Порядка, переходя в режим наблюдения. Определённое время занял осмотр существа. Результат его был в целом предсказуем – вопреки чётко установленным протоколам существо издавало громкие тревожные звуки и даже пыталось вырываться. - Оно неисправно – доложил жрец Оценки, завершив общую диагностику распластанного тела. Чувствительные усики, с кончиков которых капала густая красно-коричневая кровь, один за другим втянулись назад в корпус жреца. Для подобных случаев правилами предписывалось единственно верное решение. - Оно будет демонтировано – резюмировал старший, жрец Суждения, руководящий изыскательским отрядом. – Расчленить. Упаковать. Доставить к вратам. И – замер, ощутив нечто немыслимое. Пяти чувств, помноженных на психологические шаблоны, явно недостаточно, чтобы донести подобное переживание. Оглушительная тишина стремительной неподвижности? Шероховатый тёплый свет ритмичного мрака?? Сила, половодьем захлестнувшая плато, сила, собранная в могучий кулак, сила сжигающая, сила животворящая, магия par excellence, прорвавшаяся сквозь ткань реальности, словно пушечное ядро через тюлевые занавески. Старинные поверья порой оказываются парадоксально точны. Скелеты испарились первыми. Волна искристого сияния накрыла зону раскопок, перемалывая мелкую нежить в кучки серого пепла. Жрецам, стоящим в ряду совершенства неизмеримо выше, не так повезло – заклинание их только ослабило, и им предстояло ещё помучиться. - Регистрирую нападение – сообщил жрец Порядка за долю мгновения до того, как его корпус разрезало на дюжину кусков петлями перегретого пара. Металл совершенных устойчив к воздействию базовых стихий, но против одновременной скоординированной атаки водой, огнём, воздухом и электричеством показал себя не надёжнее промокательной бумаги. - Превосходство сил за противником – подтвердил жрец Оценки, рассыпаясь на составные части. Чары, усиливавшие несущий контур туловища, враз обернувшись своей противоположностью, разорвали конструкцию в клочья. - Отступить, эвакуировать имеющиеся образцы – распорядился жрец Суждения, активируя защитную матрицу. Точнее, пытаясь активировать – без всякого заметного эффекта: мана, направляемая в устройство, исчезала без следа, полностью поглощаемая неведомо чем. «Матрица нуждается в аварийном механизме прерывания активации» – успел заметить про себя жрец, сминаясь под тысячекратно усилившимся тяготением в плоский, до прозрачности тонкий металлический блин. Сила сгущалась, нарастала, ритмично пульсируя, заполняя собой пространство вокруг, насыщая его, пронизывая смыслом. Дуновение ветра, твёрдость камня, тепло, свет, масса, время – наполнялись красками, оттенками, нотами, становились всё более настоящими. Дыхание Отца Машин тоже несёт силу, но здесь – иное, совершенно неописуемое, невозможное, восхитительное. Существо, более не пришпиленное к камню, подёрнуло плечами – видимо, ощутив, как чары удержания расплетаются – но не предприняло никаких попыток подняться. Наоборот: гибко потянувшись, оно ничком распласталось по известняку, словно кошка под лучами весеннего солнца. Оно наслаждалось. - Приемлемое для изучения устройство есть это – прозвучало на местном языке с каким-то экзотическим акцентом. В загривок существа впился заинтересованный взгляд двух сияющих янтарным светом глаз, напоминающих осколки драгоценного камня. Массивный, антрацитово-чёрный механизированный доспех пришельца сделал бы честь сильнейшему из воинов, но копьевидный посох в левой руке скорее походил на инструмент волшебника. - Что оно? – спросил он, обращаясь к жмурившемуся существу. И впрямь, занятное устройство, иначе не скажешь. Выглядит как человек. Почти как человек. Разработчик этого со всей очевидностью был невысокого мнения о людях, а инженеры, монтажники и испытатели, если и имели о человеческих свойствах представление, то довольно смутное. Роста среднего, плечи великоваты, запястья мощные, как у гребца или копейщика, пальцы длинные, узловатые, цепкие, с короткими бледными когтями. Лицо угловатое, мальчишеское, с высокими скулами и широким ртом, полным длинных игольчатых зубов. Глубоко посаженные глаза с радужкой из золотистой проволоки. И завершающим штрихом: в жёстких, толстых, неровно обкорнанных волосах, чуть ниже обруча налобного фонаря, возле правого уха – жиденькая, наспех заплетённая косичка. Косичка привлекла особое внимание волшебника. На её кончике поблёскивали три самодельных бусины. Кусочек цветного стекла, подобранный, видимо, прямо здесь, на руинах. Отполированная двенадцатигранная гайка – вроде тех, что в честь Отца Машин носили на шеях жрецы, но только совсем крохотная. Широкое овальное семечко, потемневшее до черноты. Украшения. Пусть бесхитростные. Пусть грубовато изготовленные. И всё равно это было до крайности необычно. Стоящим в ряду совершенств понятие красоты неведомо, и такое слово не предусмотрено в их языке. Не меняя позы и не прекращая жмуриться, существо исхитрилось одним скрипящим звуком выразить крайнюю степень почтительности, а заодно представиться: - Ксантча!